Погляди, они возвращаются, Косолапою рысью, с гор. Нет, не кони: ни лязга шпор, Ни изогнутой луны во лбу. Хотя звезды им в ноги катятся, Как катились они их пращуру, золотому солнцу. О, выше,--вон! Выше! Держи! Ату! Шепотанья снегов, вспуганных гончими, Разъезжающиеся прутья воздуха. Это они: волки! Это они, которых боится луна. А теперь их догоняет тьма [...]
От тревожного света ночных фонарей просыпаясь, глядишь, не мигая, в холодные улицы сна. В северный воздух, как рыба, ныряешь по пояс. Память бедного детства: холод и белизна. Покинутый город в пышных снегах затерялся. Не поют о нем даже скальды, запивая вином. Помнит о городе лишь сновидец печальный: Здесь, где кончается лес, стоял его дом. [...]
Видишь, как новый век плавает в голубой заводи старых песен и новые люди с птичьими лицами отчаливают в немую синь; видишь, как медные кубки вновь поднимают воины, а тот, чьей стрелы ожидает тень висит в Млечном пути каменной звездой; и пьет дыхание мертвых дев бескровным ртом Агамемнон, и отдыхает от Агамемнона солнце, уставшее [...]
Видишь, как солнце прячет ловко золотыми руками память о смуглых предках в длинные языческие вазы; тонкие руки солнца, проворные желтые пальцы чтобы мы ничего не знали о спокойных этрусских лицах, о легком этрусском прахе и о зеркале веков между нами и смертью. Нина Косман